Исторические события часто становятся поводом для конфликта, когда их начинают употреблять для политической борьбы. Это и произошло в украинском случае вокруг темы Голодомора и Холокоста. Их сравнение и противопоставление уже закреплено на общественном уровне. Конфликт состоит в том, что дискуссии вокруг признания Голодомора геноцидом продолжаются до сих пор и рядом стран (в том числе Израилем) не признаются.
Это воспринимается как дифференциация жертв (кто больше/действительно пострадал или кто заслуживает признания/коммеморации/и т.д.). В основе этой дифференциации жертв заложено деление на “наших” (этнических украинцев) и “ваших” (этнических евреев).
Я хочу показать искусственность этой современной формы противопоставления через свидетельства тех, кто пережил обе трагедии – и Голодомор, и Холокост – на территории Украины. Оба события происходили на территории современной Украины и временной промежуток между ними составлял менее десятилетия.
История 1 – это история Шпорт Цили Беньяминовны, которая родилась 1 ноября 1925 года в с. Кирнасовка, Тульчинского района Винницкой области. Она происходила из бедной семьи заводских рабочих. Ее мама заболела в 1932 году, поэтому семье пришлось отдать годовалую сестру респондентки в детский дом. Ее забрали только после 1933 года, поскольку семья тяжело пережила события Голодомора. Маленькая сестра вернулась из детского дома с болезнями, возникшими из-за нехватки питания. Циля была еще ребенком, однако вспоминает, как приходилось готовить «блины из акации», потому что было очень мало еды. Подобный случай является спецификой именно украинских сел, наиболее пострадавших от Голодомора 1932-1933 гг. Только здесь мы можем найти выживших, которые пережили и Голодомор, и Холокост.
В годы Холокоста Циля находилась в концлагере под названием «Мертвая петля» с. Пещеры, Винницкой области. Одной из самых эмоциональных тем в ее рассказе была тема еды. Вспоминая об отсутствии продовольствия, она немного запинается в рассказе. Циля отмечает, какой это ужас – наблюдать как люди умирают от голода. Она сама сравнивает это 1933 годом, когда во время Голодомора в своем селе Кирнасовка она видела опухшие трупы людей. Тела же погибших в лагере Циля называет «мощи», то есть высохшие. Циля говорит, что когда видишь такую фигуру, то понимаешь, что этот человек обречен на скорую гибель.
Также можно встретить много воспоминаний о взаимодействии евреев с местным украинским населением.
Вот к какому выводу пришел С. Вайман в своих воспоминаниях о гетто в Поповцах: “Украинцы очень поддерживали нас. Почему украинцы поддерживали нас? Потому что они испытали голод 33-го года. И так поддерживали евреев, настолько, насколько они могли. Насколько они могли”.
Похожие воспоминания существуют и о гетто в Остроге, которое пережил В.Вальдман: «Но много было таких людей из Острога, подходящих под гетто, украинцы. Они и хлеб перебрасывали».
Типичная картина в период Холокоста на территории Украины выглядела так: «Те вещи, которые были, обменивались на хлеб. А были такие украинцы, которые видели, что идут эти вот, что нас гоняют, и они каждому бросали по куску хлеба».
То есть, в основном мы видим обмен вещей на еду или просто помощь.
Роль местного украинского населения подчеркивает и Гиттерман из Ямполя: «Если бы не люди украинской национальности, мы бы, конечно, не выжили». При этом она отмечает, что это делалось тайком, потому что помощь еврейскому населению была запрещена, вплоть до того, что укрывательство еврея каралось смертью.
Неоднократно в записях воспоминаний можно встретить благодарность украинскому населению. Конечно, здесь не стоит забывать о «предубеждении выживания» — то есть когнитивной ошибке тех, кому удалось спастись. Поскольку все эти воспоминания, прежде всего, объединяет тот факт, что эти люди смогли выжить в условиях экстремального насилия. А узнать о жизни и смерти остальных евреев, умерших в годы Холокоста в Украине, к сожалению, невозможно.
Подытоживая, можем ли мы говорить о том, что эти случаи каким-то образом отрицают существование антисемитизма в Украине? Нет, и это не является целью этого текста.
Тем более, что антисемитизм не завершился вместе с холокостом. Если рассматривать историю антисемитизма в советской Украине, то мы увидим, что ситуация только усугублялась. И сейчас мы можем наблюдать, как этот вид ксенофобии приобретает новые формы.
Цель этого сообщения – шире показать историю украинского еврейства, украинско-еврейских отношений. Этот стереотип встречается с обеих сторон дискуссии и отчасти базируется на спекулятивном использовании исторических материалов. Это служит оправданием современным украинским антисемитам, которые часто считают, что поддерживают традиции украинства.
Здесь я раскрываю только одну грань роли украинцев в Холокосте – историю свидетелей или тех, кто совершал праведные действия. Были и другие, совершенно противоположные случаи, связанные со структурным насилием, которое делало возможным различные виды индивидуального насилия со стороны тех, кто получил непропорционально большое количество власти (например, украинские полицейские). Однако это тема для отдельного исследования.
Как мы увидели, пережившие и Голодомор, и Холокост, имеют тенденцию сравнивать эти события. Но, поскольку эти сравнения существенно отличаются от тех, которые сейчас господствуют в общественном поле, я решила ими поделиться. Сейчас эти сравнения являются политизированным инструментом для строительства национального украинского мифа, который лишь обостряет отношения в такой многокультурной и мультикультурной стране, как Украина. Этот миф создает иррациональную ситуацию, когда история восточноевропейских евреев, поколениями проживавших на территории Украины, не считается частью украинской истории. К сожалению, описан лишь один из многих случаев с примером этой тенденции, а не единичное исключение.